ЭлБиб

Государственное регулирование и управление АПК

Международный сельскохозяйственный журнал

простаивали большинство фабрик и заводов, промыслы

практически полностью обеспечивали все жестко противо-

борствовавшие и, разумеется, постоянно нуждавшиеся сто-

роны в широких ассортиментах изделий [5, с. 12].

Если в 1913 г. доли производимой продукции фабрич-

но-заводской промышленностью и сельскими (только про-

мышленного значения) промыслами соотносились в стои-

мостном выражении как 2,9:1, то к 1921 г. это соотношение

приобрело вид 1:2,1 [6, л. 4, 10, 13, 51]. А учитывая то, что

централизованно устанавливаемые советским правитель-

ством цены на основную номенклатуру промысловых из-

делий в 1920 г.-начале 1921 г. были несоизмеримо ниже цен

продукции фабрично-заводской промышленности, картина

возросшей роли промыслов становится просто впечатляю-

щей. Даже в 1923 г., когда чрезвычайно патерналистски за-

щищаемое советским правительством фабрично-заводское

производство набрало обороты, только промыслы села да-

вали чуть менее 2/3 всей промышленной продукции страны

[5, с. 12].

Апогей вклада сельской промышленности в валовой на-

циональный продукт приходится на 1916-1923 гг. С 1924 г.

ее роль существенно снижается. Однако и на протяжении

второй половины 1920-х годов сельские предприятия устой-

чиво создавали 1/5 часть промышленной товарной массы,

в том числе переработки первичной сельскохозяйственной

продукции.

Какие еще произошли изменения по сравнению с дово-

енным периодом?

Существенно изменились направления реализации про-

мысловых изделий, расширился ареал их потребительского

спроса. В 1909-1913 гг. 96,5% продукции сельского промыш-

ленного производства (за вычетом ее экспортной части) то-

варно потреблялось непосредственно деревней, 3,5% — го-

родом. Около 9% фабрично-заводских товаров поступало в

село. В 1922/23 г. деревня, насытившись, поглощала только

81% продукции сельских промыслов, город — 19%. Лишь

5,5% фабрично-заводских изделий находили сбыт в селе.

При этом государство, исходя из своих плановых соображе-

ний, навязчиво стремилось реализовать в деревне до 30 % от

объема произведенного крупной индустрией [5, с. 12].

На протяжении всех 1920-х годов объемы товарной про-

дукции сельских промыслов постоянно росли, в 1926 г. они

вышли в соизмеримых величинах на уровень 1913 г. (хотя

СССР был меньше Российской империи), а к 1929 г. превы-

сили условную отметку 1913 г. в 1,6 раза [6, л. 4, 10, 13, 51,

52, 54].

Между тем со второй половины 1920-х годов в идеоло-

гической пропаганде, а вслед за ней и в экономической пу-

блицистике, стала настойчиво проводиться мысль о том,

что сельская промысловая сфера на фоне успехов восста-

новления и индустриализации крупной промышленности

перестает играть особо существенную роль, хотя полностью

себя и не исчерпала. Порой даже высокопоставленные чи-

новники, например, из подкомиссии по частному капиталу

Совета Труда и Обороны, «договаривались» до следующего:

«совершенно правильно, что сельская промышленность, ко-

торая включает в себя и продукцию деревенского кузнеца, и

кустаря, работающего на чулочной машине, для нас по су-

ществу уже не интересна» [2, л. 72].

Различного рода статистические обследования и еди-

новременные учеты дают следующий динамический ряд

пропорций валового оборота фабрично-заводской про-

мышленности и сельского промышленного производства:

1924/25 г. — 5:1; 1925/26 г. — 5,3:1; 1926/27 г. — 4,9:1 [5, с. 12].

Бросаются в глаза удивительные метаморфозы, произошед-

шие по сравнению с началом 1920-х годов. Неужели за два

года — с 1922/23 г. по 1924/25 г. — производительность круп-

ной индустрии так возросла? И почему вдруг темпы этого

роста стабилизировались на целых три года?

Оказывается, все объясняется проще. В методологии про-

мышленной статистики, всего-навсего, был сделан переход

от исчисления произведенной товарной массы как «вало-

вой продукции» к показателю так называемого «валового

оборота». Последний — весьма аморфный, стал аккумули-

ровать, помимо прочего, и стоимость сырья для производ-

ства. Таким образом, в стоимостные объемы произведенной

продукции крупной индустрии стала попадать и финальная

(многократно, в 2-3 раза, «накрученная» в сети централизо-

ванных заготовок и снабжения) цена сырья и полуфабрика-

тов, которые в значительной мере создавались в неиндустри-

альных отраслях и зачастую как раз в промысловой сфере.

Но даже, если исходить из «валового оборота», сельская

промышленность к концу 1920-х годов давала до 37% (!) об-

работки черных металлов в стране; обратим внимание на то,

что в 1913 г. на сельские промыслы приходилось только 20%

обработки черных металлов. Более 1/3 части объемов «стра-

тегических» смол и дегтя, 1/4 часть веществ целлюлозной

химии поступали из лесоперерабатывающих промыслов [6,

л. 6, 51]. Почти 2/3 шерстяных полуфабрикатов и первично

переработанной шерсти — важнейшего сырьевого ресурса

легкой индустрии — были промыслового происхождения [8,

л. 116]. Взять, к примеру, горнозаводское дело: 17% добычи

и первичной обработки минералов (крайне необходимого

сырья или вспомогательного материала для многих отрас-

лей тяжелой промышленности) и выжиг 24% огнеупорной

технической керамики приходились на промысловую сферу

[5, с. 12].

Однако значение сельской промышленности было значи-

тельно больше в выпуске той продукции, которая повсед-

невно формировала потребительский облик нации. Более

4/5 населения страны в 1920-е годы носили исключительно

кожаную обувь (а не лапти!) кустарно-промыслового произ-

водства [5, с. 12]. Да и до революции сельские промыслы да-

вали 89 % кожаной обуви в стране [6, л. 51]. Обозначившееся

с середины 1920-х годов стремление государства к концен-

трации обувного производства, к созданию в городах меха-

низированных фабричных «колоссов» приводило лишь к за-

товариванию складов потребкооперации и государственной

торговли, сбывающих эту новую продукцию.

Обследования покупательского спроса показывали, что

сельские жители вообще не приобретали обувь машинного

производства, да и горожане указывали на ее непомерную

цену, непрактичность, низкое качество, единообразие и от-

сутствие хоть какого-то «приличествующего» внешнего

вида. Это было естественно. Даже индустриальная Германия

в то время успешно обходилась преимущественно 200 тыся-

чами ручных обувных предприятий с одним-двумя работ-

никами [5, с. 12].

Именно сельские промыслы в середине 1920-х годов соз-

давали 68% всех швейных товаров, до 40% трикотажа, 70%

меховых изделий, 63% мебели и хозяйственной утвари, 62%

потребительских (неэкспортных) мучных и крупяных про-

дуктов и 60% всех прочих готовых к употреблению товаров

пищевого назначения, свыше 50% игрушек, украшений,

музыкальных инструментов [5, с. 12]. Даже при настолько

высоком вкладе сельской промышленности в производство

потребительских товаров и услуг в середине 1920-х годов, он

все же был ниже, чем в дореволюционный период: по швей-

ным товарам и трикотажу на 30%, по пищевой продукции

на 10% [6, л. 51].

Роль сельской промышленности в выпуске многих потре-

бительских товаров и услуг по-прежнему оставалась высо-

кой и на рубеже 1930-х годов.

На протяжении всех 1920-х годов разнообразные промы-

словые изделия, как правило, отличались высоким каче-

ством, изысканностью — имели массу производственных

секретов, были малосерийными и, что существенно, заин-

тересованно выпускались под очевидные группы потреби-

телей, исходя из их конкретных и динамично меняющихся

запросов, а не штамповались для абстрактного и мало из-

вестного массового покупателя. Унылость обезличенного

лица последнего, с печатью жертвенности своему же мага-

зинному приобретению, воочию проявилась уже в 1930-е —

индустриальные, колхозные — годы.

Электронная Научная СельскоХозяйственная Библиотека