ЭлБиб

идет или едет. Свой колокольчик, стук своей телеги, своих лоша

дей Лыска знал отлично и никогда не лаял на своих, как заменив

шие его глупые молодые собачонки, которые лают и на чужого,

II на своего, даже на меня, когда я возвращаюсь домой поздно

вечером. Бывало ждешь Сидора со станции, услышишь коло

кольчик, Лыска не лает, верно, значит, Сидор едет: Лыска узнал

свой колокольчик. Идешь навстречу, чтобы поскорее получить

письма и газеты—это было еще в то время, когда я верил тому,

что пишут^в газетах,—а Лыска уже бежит вперед и весело ви

ляет хвостом, точно сказать хочет: это Сидор со станции едет

II письма тебе везет. Лыска даже понимал, когда Сидор везет

письма, а когда нет, потому что, когда везет, то, зная, что это мне

доставит удовольствие и что я всегда радуюсь, когда получаю

письма, Сидор едет скорее, веселее, когда же нет—едет шагом.

Заслышу, бывало, колокольчик, если Лыска весело бежит к во

ротцам—бегу, наверно письма или, по крайней мере, журнал—

журналу я тоже всегда особенно радовался. Если же Лыска бе

жит вяло, мелкой рысцой—и спешить не стоит: наверно одни га

зеты. Икакой удивительный слух был у этого Лыски—у дворняг

именно слух развит, а не чутье, как у охотничьих собак,—ни

когда не ошибется. На что уже тонок слух у Ивана старосты,

все колокольчики знает, и мирового, и станового, и акцизного—

вот, если бы Иван держал кабак, поймай его с вином неузако

ненной крепости—за версту услышит, что акцизный едет, сей

час бух спирту в бочку—измеряй, батюшка, градусы, а уехал—

опять водицы можно подбавить—и фединского барина, и воло

стного, но все-таки Иван колокольчик бардинской барыни от на

шего отличить не может, а Лыска отличает. Под вечер Лыска ни

куда не выходил, разве летом иногда—Лыска отлично знал, что

летом волков бояться нечего—зайдет в дом, выпросит себе ка

кой-нибудь кусочек, съест и пойдет на свое место к старухиной

избе, зимой же Лыска даже в дом не ходил, с раннего вечера

в сумерки заберется в сени старухиной избы и, чуть заслышит

волка, отрывисто побрехивает в сенях, не высовывая оттуда носа.

Умнейшая была собака и дожила бы до глубокой старости, не

случись со мною того, что случилось.

Приехал я, начал разводить хозяйство—и все изменилось.

Первую зиму я прожил в Батищеве при тех же условиях, как

жили'прежде, но, с наступлением весны пошли перемены: быков,

которые дотоле содержались в имении, я заменил коровами,

следовательно, пошли молочные скопы, выпойка телят; завел

пару лошадей, овец, свиней, кур, уток, словом—господский дом

стал заводиться. Народу прибавилось, прибавилось и запашки,

потому что начали орать пустаки под лен, пошли во всем новые

порядки. Скотнику понадобилась собака. И в поле около овец

без собаки нехорошо, и дома, когда есть лошади, телята и пр.,

146

Электронная Научная СельскоХозяйственная Библиотека